Фрейлехс в ре-миноре
Фаза вторая. 2016

С какого момента мы начали общаться плотнее и ближе, мне сейчас нелегко отловить. Кажется, это было в феврале Шестнадцатого. Выяснилось, что планы, о которых она мне говорила летом, частично накрылись, а частично обросли сложностями. Помню, я как-то посидела с ней вечером, поутешала; и уже тогда это представилось мне очень сложной задачей. До этого мне случалось принимать звонки от людей на телефоне доверия, где я волонтёрила-стажировалась, и если уж с кем-то складывался контакт (конечно, так бывало не всегда, но на совсем уж трудных абонентов мне везло нечасто), то дальнейшая беседа тоже складывалась относительно продуктивно. А тут как какая-то стена в какой-то момент, и дальше неё дело не продвигается. (Позднее я много раз разбивалась об эту стену, почему и считаю обратить на это внимание сразу.)

В общем, более плотное и близкое взаимодействие по факту обернулось появлением в репертуаре человека (да простит меня всяк читающий, но не раз у меня возникало ощущение, что вся эта история отдаёт демонстративными чертами личности) массы кулстори про родственников, которые были плохими, не любили, не уважали, посягали на личное пространство и творили несусветную дичь. Кулстори были как свежими, так и порядочно онафталиненными.
Помимо кулстори, новым типом контента стало изложение состояния безысходности с подробным обоснуем, почему всё плохо, выхода нет и остаётся либо ключ повернуть и полететь по указателю "тотъ свѣтъ", либо терпеть весь этот ужас до конца дней своих. Опять-таки, какие-то предложения помощи и поддержки с моей стороны, помимо свободных ушей, отметались. Спасибо, но доктор сказал в морг.
От этого у меня начало развиваться чувство собственной неполноценности, потому что не могла помочь вообще никак, а очень хотелось. Реально хотелось. Больше, чем просто хотелось. Но об этом - потом.

В тот год получала первый диплом и параллельно адски зашивалась ещё по паре фронтов, так что выдаваемые массы негатива мне было как-то ну не с руки воспринимать, тем более что помочь человеку у меня получалось очень плохо, и обычно в таких ситуациях я сворачивал на дорожку, которую можно обозначить "ubi nihil vales, ibi nihil velis". В итоге накануне то ли госов, то ли защиты диплома я снесла переписку. В чс добавлять я человека не решилась, потому что боялась, что она суициднёт. Да и поржать с ней вне вот этого вот всего можно было знатно.

Почему я так жёстко пишу обо всех этих вещах? Потому что тогда меня очень мощно захватывала вся эта шняга с несчастной жертвой родственников, которые постоянно подрезали крылышки. Но когда я, не испытывая тогдашних эмоций, начинаю излагать сухие факты, то меня пробивает на лютейший клинический цинизм. Как хорошо, что теперь я без этой штуки даже мусор выносить не хожу!..

Дальше ситуация развивалась примерно в том же духе, хотя и с нюансами. Когда я ныла человеку о чём-то своём - человек становился рассудительным, заботливым и знающим. Из-за этого, а также из-за пространных рассуждений на разные жизненные темы, я воспринимала её в некотором смысле как старшего товарища (хотя разница в возрасте у нас несколько лет, и технически старше как раз я). Может быть, ещё поэтому её трудности воспринимались у меня реально как нерешаемые: ведь раз даже онааа пасует, то куда мне, грешной… Словом, как-то так мы и взаимодействовали: то в одном ламповом чатике (куда попадала часть жутких кулстори про родню), то в личных сообщениях.
Ситуация изменилась уже в следующей "фазе", но это уже другая история.
А здесь под занавес могу вспомнить забавный факт, как тем летом я писала другой знакомой на предмет того, куда же запропастилась наша общая знакомая: я опасалась, что та свела-таки счёты с жизнью, а выяснилось, что уехала на море на недельку с подругами. Смех и грех :D